От пророческих слов поэта, выбитых на гранитном цоколе его памятника в Москве, начался еще один маршрут в далекий сибирский край, где живут тунгусы, упомянутые в этих известных теперь всем строках, где прожиты лучшие годы жизни близких друзей поэта – декабристов, сосланных сюда на погибель…
Здесь многое напоминает о них: память об их поистине подвижнической жизни в этом суровом и по климату, и по нравам тогдашнего времени краю жива и по сей день…
Многочисленные мемориалы, памятники, музеи – постоянные участники жизни школьников, воспитывающие в них будущих хранителей благодарной памяти о просветительской деятельности декабристов в этих краях.
Известные нам слова «Памятника» - «и ныне дикий тунгус» - написаны поэтом годом позже получения пространного письма от Бестужева, подробно описывающего жизнь этого далекого края, народа, обреченного царской Россией на погибель…
О том, как дети эвенков и бурят читают Пушкина, рисуют его сказки, о том, как живут они теперь, страницы этого очерка…
Рассказ о ребятах из Улан-Уде – главного города бурятского Забакалья – хочется начать так: Здесь сопки видны отовсюду.
В этом городе все улицы открываются в сопки… Город кажется расположенным на дне чаши из нежно синеющих сопок, предгорий знаменитого Хамар-Дабана… Дороги здесь то падают вниз, то вздымаются в самое небо, и тогда кажется, что люди, переходящие шоссе вверху, идут по облакам, наступая на них, перешагивая…
И если подняться повыше, то внизу откроется широковетвящееся русло реки Селенги, подобное шитому серебром вечному «древу жизни»… Полноводная Селенга, несущая воды свои в Байкал – главная речная дорога республики. Она же еще и первая нянька знаменитых байкальских омулей, потому что каждый раз по осени принимает на нерест плотные их косяки. «Их видно даже с мостов» рассказывают ребята.
Природа здесь «прописана» в городе, живет в каждом его жителе, в детях особенно. Здесь почти каждое окно открыто в мир природы, эпически суровой, первозданно красивой, будто ожидающей от своих земляков силы, мужественной и доброй…
Оля Гурка – девочка-эвенкийка, ее мама работает в этнографическом музее, расположенном неподалеку от города. Этот музей – гордость республики. Здесь под открытым небом на большой лесной территории разместились целые поселения, выставки народного зодчества, росписи, чеканки по серебру, представляющие культуры трех народов Забайкалья – эвенков, бурят, русских. Пожалуй, единственное место, где можно побродить среди чумов охотников и рыболовов эвенков. Их становище среди сосен кажется особенно слитым с природой, чумы покрыты корой кедра, берестой березы, оленьей замшей… Свайные хозяйственные постройки этих таежников, вся утварь, одежда, выполнялись из природных материалов любовно и бережно, украшались сдержанными по цвету узорами. Лодка из бересты под навесом вызывала в памяти строки «Песни о Гайавате».
Экспозиция культуры бурят – художественные качества ее орнаментов, радужной цветности становятся живыми учителями детей, рисующих бурятские сказки, героев эпоса «Гэсер», вышивающих на уроках труда национальную одежду.
Солнце в тот день бродило по сопкам…
Дальние всё так же синели глубокой прозрачной синевой, на ближних солнце высвечивало яркие пятна – «багрянец и золото» - ранней в этом году Забайкальской осени.
Когда солнце пряталось, темнохвойная щетина сопок обозначалась по хребтинам резче, и они начинали казаться застывшими в вековой дреме животными.
Одну из них так и прозвали – «Баган-Заря» - «маленький ёж» по-бурятски.
Про этот базальтовый холм-останец на юге республики, ощетинившийся причудливыми выступами гранитных камней, покрытых лишаями, я узнала еще в Москве, по книге Алексея Павловича Окладникова «Петроглифы Забайкалья». Холм этот известен теперь ученым всего мира, потому что здесь – настоящая «картинная галерея» многих поколений древних художников от самого каменного века. Среди его писаниц-петроглифов «выбитые и исполненные резными линиями козлы, верблюды, схематические человеческие фигурки и множество солярных знаков, знаков солнца».
Сейчас же мы рассматриваем отдельные «картины» этой каменной летописи, составляющие древнейшую часть экспозиции музея этнографии под Улан-Уде, рассматриваем эту каменную книгу памяти пранарода края, природа которого сама определила две его основные ветви: скотоводов-бурят и таежников-эвенков. Рассматривает же вместе с ребятами художественной школы, сегодняшним звеном в этом космически огромном пути человека-художника, и показывает нам каменную аллею музея Александр Васильевич Тиваненко, талантливый, горячо увлеченный археолог, автор нескольких книг, открывший в Забайкалье выше ста пятидесяти писаниц…
Одна из книг «В тайге за Байкалом» рассказывает о судьбе эвенков, небольшого трудолюбивого народа, численностью не более 25 тысяч. Живут же эвенки на огромной территории тайги от Енисея до Тихого океана.
Многие страницы этой книги посвящены сегодняшней жизни эвенков, сохранявших первобытный уклад в своей жизни до недавнего времени. На страницах, посвященных письменности этого народа, приводится рисунок на бересте, точнее пиктографическое письмо, которое и сегодня служит охотникам-следопытам для передачи сведений другим: куда и насколько ушел охотник, где брод, зимовье, границы охотничьих угодий. Мир первобытных охотников и в рисунках на сером граните скал, выполненных красной охрой, которые дошли до нас из тьмы веков двух-трехтысячелетней давности.
Вот как рассказывает автор книги о знаменитой Анирской писанице: «Стада вспуганных оленей несутся в небытие, охотники с луками и натянутыми тетивами притаились в чаще, ожидая добычу, летят по небу караваны птиц, сияет солнце… Но главная тема – лоси».
«В Ангарской писанице нет необъятной шири неба, подобное небу степных писаниц. Древний художник видел здесь и изображал горы, тайгу, зверей. Академик Окладников в порядке рабочей гипотезы предложил назвать авторов писаниц «предками тунгусов» - так называли эвенков прежде, устанавливая тем самым происхождение этого народа от эпохи бронзы».
Все это рассказывает нам Алексей Павлович Окладников уже по дороге к эвенкийскому стойбищу в музее, и дети – я вижу это – обретают зримое свидетельство для вывода в наших учебных тетрадях, заполненных теперь их рисунками-набросками: «У нашей культуры, культуры народов СССР - свои глубокие корни».
И они наследуют ее сегодня, принимают эстафету, чтобы способствовать ее развитию, чтобы своим творчеством пополнить память народа, запечатленную в его искусстве.
Но вот что показалось мне самым удивительным. Как только детям было дано время для свободного выбора места рисования, все, не сговариваясь, устремились к вольерам, в которых живые герои древних писаниц, легенд, сказаний: горделивый северный олень, поднявшийся когда-то в легенде «из-под ягеля с золотой гривой и серебряными рогами», и птицы этого края, и, конечно же, общий любимец – мишка…
Рисовали. Долго, увлеченно, забыв о времени… И рисунки их были одухотворены художественным видением древних, живших с природой слитно.
Педагогов художественной школы это удивило меньше меня: «Всегда так, хотя бываем здесь часто, в начале лета почти все пленэрные занятия проводим здесь». Ребят знают в музее, относятся к ним с доверием, вход для них бесплатный. Здесь у оленного камня я вспомнила, что и по обложке книги-путеводителя к выставке «Искусство древних племен Забайкалья», тоже стремительно взметнулись ввысь златорогие олени эпохи бронзы.
Солнце уже клонилось к вечеру, выбирало себе сопку для ночлега, когда мы возвращались домой. Шли по сосновому бору с терпким запахом прогретой солнцем хвои, и я видела, как старательно обходят дети куртины с нежно-сиреневыми ромашками («таежными астрами»).
«Они как облака с неба», - сказала маленькая Таня. И действительно, по вечернему небу плыли над сопками нежно лиловые облака, окрашенные заходящим солнцем…
Если бы вам удалось увидеть сине-лиловые сопки, окутанные в час заката прозрачной розовой дымкой облаков, вам бы тоже захотелось на этюды в окрестностях города, куда часто выходят ребята из Улан-Удэ. Об этом их работы…